Солнце просвещения над африканским континентом
От миссионеров до программ ООН: благодаря кому развивается африканское образование
Пока в одних африканских странах успешно развивают систему образования и сотрудничают с европейскими университетами, в других – дети не доучиваются и до старших классов. Как получают знания там, где государство не может обеспечить людям элементарную безопасность? Почему местные власти запрещают англоязычному меньшинству обучение на родном языке? И какое будущее ждёт Африку? Эксперты-африканисты – Александр Зданевич и Валентина Грибанова – помогли разобраться в проблемах современного образования в африканских странах и объяснили, как колониальное прошлое до сих пор влияет на его развитие.
«Цивилизаторская прививка» европейцев: колониальное прошлое и миссионерство
– Допустимо ли утверждать, что колониальное прошлое до сих пор сказывается на развитии образования?

– Сегодня мы имеем минимум 3-4, а то и больше заимствованных образовательных моделей. Если мы говорим о французской Африке, принято считать, что французы использовали прямой метод управления – насаждали культуру и образование так, что всё местное осторожно откладывалось в сторону, и сверху, как «цивилизаторская прививка», вводилась французская культура и язык как проводник этой культуры.


Александр Зданевич
востоковед-африканист, несколько лет руководил представительством «Россотрудничество» в Танзании
А как складывалась ситуация на тех африканских территориях, которые колонизировали другие страны Европы?
– Бельгийцы, например, в отличие от французов, совершенно не стремились никого цивилизовать. Территория использовалась исключительно для экономического развития, поэтому они умудрились объединить два очень жёстких принципа. Можно сказать, все средства хороши. Говорю это, отбросив первую часть цитаты: «Если речь идет о спасении души, то все средства хороши» (смеётся). Здесь души, конечно же, никто не спасал. И людей никто не берёг. До сих пор пишут целые тома, насколько бельгийцы умудрились в этой самой будущей Демократической Республике Конго развлечься, потому что там и человеческие жертвы, и элементы геноцида, и нарушение того, что называется сейчас правами человека. Всё это прошло, но не забыто.
Если же мы берём португальцев, то это особенная история. Они, как и французы, приходили в Африку как на свои заморские территории и развивали их соответствующим образом. Менеджмент всей системы управления, образования, я даже не говорю про религиозный контекст – всё это привносилось извне и активно внедрялось в местное общество. Не все африканцы поддерживали подобного рода инициативы. Были очаги постоянного сопротивления, особенно на севере того же Мозамбика.

Что касается британской Южной Африки, соответственно двух Родезий (Зимбабве и Замбия) и ЮАР, то это классическая история противостояния не только с чернокожим большинством, но и с африканерами, которые с середины XVII века уже были. Соответственно тут применялись модели, которые уже были использованы. Африканеры не ставили себе цели просвещать местное население. Британцы же пытались выстраивать методы подготовки будущих элит на практике.

Африканеры – народ

в Южной Африке, потомки колонистов голландского, немецкого и французского происхождения

В какой момент тогда изменилась ситуация с образованием? Повлияло ли обретение независимости?
– О результатах можно судить по-разному, но до сих пор мы видим, насколько выгодно выделялось первое поколение президентов независимых африканских республик. Это были люди широких взглядов, была видна конкуренция. Возьмём двух самых известных – экс-президентов ЮАР Нельсона Манделу и Танзании Джулиуса Ньерере.
Нельсон Мандела
Первый президент ЮАР
Джулиус Ньерере
Первый президент Танзании
Ньерере – правитель, думающий о будущем всего континента. Этот человек посвятил образованию всю свою жизнь, и по профессии он, прежде всего, учитель. Одна из его заслуг – это система, которая базировалась на том, что ему было знакомо из опыта обучения в Великобритании. Благодаря ей он вывел свою страну к середине 80-х в «двадцатку» по грамотности в мире.
Если мы говорим о Манделе, то один из стартовых проектов, который был запущен им во времена независимости, – исправление недоработок белого меньшинства в эпоху апартеида, когда чернокожим людям просто отказывали в получении образования. Переход от власти белого меньшинства к власти чернокожего большинства сначала попытались сделать методом замещения – одних убрали, других поставили. Однако так не получилось, ведь если человека без образования назначают на пост (управленческий, промышленный, финансовый), он теряется. Мандела потратил на это огромное количество своих сил, средств и таланта убеждения. Он был мастером речи, поэтому ему удалось убедить белых не разъезжаться из страны после того, как в апреле 1994 года власть перешла в руки чёрного большинства. Тогда потомки европейских колонизаторов всерьёз опасались, что сейчас начнётся «апартеид наоборот». Было потрачено много времени, чтобы убедить людей, что они будут чувствовать себя безопасно на территории родной Южно-Африканской Республики. Они себя считали и до сих пор считают африканцами, потому что рождались там целыми поколениями, но есть один нюанс – они имели белый цвет кожи.
Апартеид – официальная политика принудительного разделения людей по расовым, этническим идругим признакам, проводившаяся в Южно-Африканском Союзе и Южно-Африканской Республике правевшей Национальной партией с 1948 по 1994 год.
– Каким образом Европа внедряла своё образование в африканские страны?

Валентина Грибанова
старший научный сотрудник Института Африки РАН, специалист в области истории и современного развития систем образования стран юга Африки, истории ЮАР
– Начиная с XVIII века, в Африку стали проникать миссионеры. Их целью было обратить африканцев в христианство. Через детей это проще всего сделать. Чем они привлекали? Естественно, образованием. При миссиях создавались школы: учиться там было престижно, поэтому вожди отдавали туда своих детей.

Многие выпускники миссионерских школ поступали в европейские университеты. Так получали путёвку в жизнь многие лидеры будущего Национально-освободительного движения в Африке. На континенте сложился диссонанс между традиционным африканским образованием, которое было дописьменным, и европейским. Такой разрыв вначале не смущал, а в настоящее время, после достижения независимости странами и развития национальных систем образования, приносит проблемы.
В XX веке развивалось всеобщее образование, особенно в странах с социалистическим режимом. Уже к 80-м годам многие африканские государства добились этого уровня. Но сейчас, особенно после кризисов, с которыми столкнулись на континенте в 80-х, 90-х, и начале нулевых, система образования находится в турбулентном состоянии. С одной стороны, во многом упал её уровень и охват исключительно из-за экономических проблем. С другой стороны, в нулевых начались проблемы идеологического порядка. Зачем нам европейская система образования? Не надо ли вернуться к нашим традиционным ценностям? Путь Африки особый. Почему мы должны развиваться в русле Европы – наших бывших колонизаторов? И что нам это образование даст?
«Есть ли с утра электроэнергия, товарищи?»
– Давайте вернёмся в наше время. Насколько мы знаем, зачастую, школы в Африке находятся в плачевном состоянии. Иногда из-за недостатка финансирования это могут быть ветхие сараи или даже открытые пространства. В каких условиях обучаются дети в государственных школах?

Валентина Грибанова
– Ситуация в каждой стране разная. Если мы возьмём столицы и крупные города, то, безусловно, там школы с нормальными условиями. Причём есть образцовые и современные учреждения, в которые вкладывают много денег. Они являются некой визитной карточкой государства. Но если мы возьмём глубинку, то там школы, действительно, могут быть под пальмами.

Когда ученика принимают в учебное заведение, его обеспечивают всем: выдают форму, учебники. Сами родители не обязаны это покупать. Хватает ли всем книг? Наверное, нет. Представьте себе ЮАР: до 1994 года было одно государство, а после падения апартеида – совсем другое, учебники же остались прежними. Физика, математика остались, но история поменялась. Много книг нужно было переиздать и адаптировать к новым условиям. Это была большая нагрузка на систему образования, и деньги на это найти трудно.
Когда я работал в Африке, каждый мой день начинался с обхода. Я ходил по нашим рабочим помещениям и всё проверял. Но начиналось всё с вопроса: «Есть ли с утра электроэнергия, товарищи?». Если нет, пойдёмте «дизель» заводить.
– Были ли какие-то попытки цифровизации школьного обучения? Если да, то с чьей стороны они совершались - африканских государств или зарубежных спонсоров?
– Пару лет назад в одном из международных изданий появился целый ряд репортажей о том, что в южноафриканский регион первым классам завезли планшеты с программным обеспечением. Благодаря этому прямо в сельской школе появилась возможность преподавать классическое образование (арифметику, родную речь, язык, рисование и даже IT-грамотность) с использованием современных технологий. Это выглядело забавно. Представьте себе класс, где только стены, окна и самые простейшие парты, и в углу – огромный металлический ящик! Туда под замок загружались эти планшеты, и каждый новый день начинался с их подзарядки, если было электричество. Это, кстати, одна из главных экономических составляющих континента. Когда я работал в Африке, каждый мой день начинался с обхода. Я ходил по нашим рабочим помещениям и всё проверял. Но начиналось всё с вопроса: «Есть ли с утра электроэнергия, товарищи?». Если нет, пойдёмте «дизель» заводить.

Александр Зданевич
– А что насчёт частных школ? Кому доступен такой вид образования? Это ведь, наверняка, недёшево.

Валентина Грибанова
– Например, в ЮАР хорошо развит сектор частного образования, но он очень дорогой. После падения апартеида такое обучение стало альтернативой для белых, которые боялись снижения уровня знаний после слияния всех школ.
Сами понимаете, учебные заведения при апартеиде различались не только по цвету кожи учеников. Там всё отличалось не в лучшую сторону для африканцев – от уровня программы и квалификации преподавателей до состояния зданий.
Сегодня же элитарность частных школ поддерживается за счёт платы за обучение. Рядовой африканец не может себе позволить такое образование. Отсюда вытекает проблема кадров – не с кем работать, слабый уровень знаний выпускников.

Что касается других стран Африки, то там большинство частных школ, которые были основаны религиозными конфессиями. Иногда на всю страну может быть один университет, а все остальные – католические, учебные заведения пятидесятников, адвентистов и других.
– Мы часто находили статьи о том, что в некоторых странах, например, в Танзании и Эфиопии, возникают проблемы, связанные с языком преподавания. Если в начальной школе оно ведётся на национальном языке, то в средней школе переходит на английский. Если это национальные меньшинства, то у них ещё больше проблем с учёбой. Какой исторический фактор влияет на это? Как ситуация изменится в будущем?
– В Танзании на самом деле достаточно прозрачная в этом смысле история. Действительно, есть языки народов, которые используются в повседневном общении, – это суахили и английский. Первый язык активно распространяется, в регионе, а на втором говорят не только в Танзании, но и во всех британских колониях. Насколько я помню, суахили ввели даже в ЮАР в качестве одного из официальных языков. В этом вопросе нет особых проблем, есть просто политизация момента. Если мы сталкиваемся с конфликтом, подобным камерунскому прецеденту (когда правительство запрещает для англоязычного меньшинства преподавание на родном языке), то появляется вакуум, который начинает заполняться радикальными идеями. Но потом выясняется, что это недёшево, начиная с переиздания литературы на суахили.

Африка в лингвистическом плане находится в более выгодном положении, чем Россия, так как за счёт внедрения языков метрополий в первичное звено образования у них исчезает коммуникационный барьер. Да, произношение отнюдь не виндзорское, есть лексические особенности и страдает стилистика, но приезжие европейцы легко понимают их. Им не нужен переводчик.

Однажды я пообщался с пожилым человеком, который в 1960-х учился в СССР. По образованию он – врач, и при этом наизусть читал стихи Пушкина. Хотел показать, что не забыл язык. У него была программа, по которой преподавали очень подготовленные специалисты. Они считали, что это перспективно. В африканских университетах было множество центров изучения русского языка. Сегодня в столичном университете Мадагаскара Антананариву работают замечательные специалисты, с которыми я взаимодействовал на предмет обмена – привозил учебники. Там педагоги разговаривали языком Гоголя и Пушкина – совершенно космический уровень. И, соответственно, дети, которые изучали русский язык, говорили не на уличном его диалекте. Это инструмент, который давал инвестиции в будущее.

Александр Зданевич
– А что касается племенных общин, какие-то государства задавались вопросами их образования?
– Да, есть примеры. В той же Танзании и Кении были прецеденты, когда на законодательном уровне поднимался вопрос о просветительской деятельности, направленной на малые народы. При таком образе жизни, как кочевое отходничество, происходит постоянная смена территорий, однако даже в таких условиях для национальных меньшинств пытались открывать учебные заведения. Был случай, когда в танзанийской школе учились одни только поколения крупной общины масаев.

Помня о корнях, они часто доходят даже до европейского уровня образования. Совсем уж заброшенных и непросвещенных в Африке, наверное, не осталось. Возможно, еще существуют какие-нибудь микросообщества, но в Южной Африке дети в основном обеспечены начальным уровнем образования.

Что касается пигмеев в лесах Конго, их пытались как-то социализировать в рамках европейских моделей, но не получалось – архаика им ближе. Кого-то из них включали в туристические проекты, связанные с воссозданием этнических деревень, приезжим людям интересно посмотреть, как они ведут традиционный образ жизни. А кто-то частично адаптирован – носит европейскую одежду, но все так же бродит по лесам.
– С общеобразовательной системой ситуация ясна. Скажите, а как сейчас обстоят дела с высшим образованием?

Валентина Грибанова
– Например, возьмем ЮАР. С 2015 года там активно действовала радикальная молодёжная организация – Борцы за экономическую свободу. Её члены сейчас имеют места в парламенте. Джулиус Малема, их лидер, очень неоднозначный человек. Многие люди опасались его радикализма, но при этом активно подключались к движению, которое называлось Price Must Fall («Плата должна упасть»). Они добивались отмены платы за обучение в университетах.
Они приняли этот закон в начале 2018 года, но не просто объявили, что образование будет бесплатным, а прикрепили его к фонду, который финансируется государством. В него подается заявка, и если все условия удовлетворяют требованиям, то обучение оплачивается. Но это не в виде займа или кредита – потом не надо выплачивать деньги. Есть только одно условие: нельзя уезжать из страны в течение нескольких лет, нужно отработать в социальной сфере. Это касается семей, чей доход должен быть не больше 350 рэндов (1850 ₽ по курсу на май 2021) в год для доступа к этой стипендии. Об этом часто спорят – хватит ли у государства сил это потянуть? НДС уже подняли на 1%, чтобы компенсировать траты. Международные валютные организации считают это нереальным.

Джулиус Малема
лидер «Борцов за экономическую свободу»
– Если говорить об общей ситуации на африканском континенте, то какие специальности более востребованы?
– Здесь надо сказать, что существует некоторая градуировка по популярным в Африке специальностям. Помимо первичного образования, когда детей учат арифметике, чтению и родному языку, есть еще направления, которые в будущем могут дать им хотя бы какой-то шанс развиться. К этому относится всё, что связано с инженерным делом, цифровизацией (IT-сфера) и медициной (фармакология; медтехника). К сожалению, и военное дело – никуда не денешься. Огромное количество людей учится за рубежом, проходит подготовку в качестве курсантов. В некоторых случаях востребована экономика, реже – гуманитарные науки и искусства. Это их внутренняя природа – африканская архаика рано или поздно даёт о себе знать, поэтому талантливые музыканты и художники едут учиться в Европу. Довольно часто это заканчивается тем, что они там и оседают.

Александр Зданевич
Вместо тетрадок – оружие. Вместо уроков – насилие
– На ваш взгляд, локальные конфликты на африканском континенте могут быть причиной отставания образования?
– Радикализация является следствием различных по интенсивности местных конфликтов. В их основе лежит нехватка и недостаточность первичного звена образования. Молодёжь не будет тихонько сидеть и перебирать кубики. Настанет день, когда в её руки попадёт оружие. Причем в Африке это происходит очень резко, но до гражданских войн, к счастью, за последние десятилетия дело не доходит. Ситуация, которая складывается в современной Африке, называется гуманитарным кризисом. Он включает в себя элементы геноцида и нарушения прав человека. Но, к сожалению, прошло время глобального влияния международных организаций, которые были созданы для того, чтобы пресекать ситуации подобного рода.

Например, возьмём ООН. У нее есть комиссии по делам молодёжи, внутриконтинентальные проекты по принуждению к миру, по обеспечению безопасности и обеспечению товарами первой необходимости лагерей беженцев и населения, которое попало в сложные ситуации. Все это финансируется и обеспечивается, но получается палка о двух концах. Например, ООНовские миссии в Бурунди (гражданская война – конфликт между тутси и хуту 2004–2006 гг.), Руанде (геноцид против тутси в 1994 году), Сомали (гражданская война 1992–1995 гг.). Вы не представляете, какие это деньги, космический бюджет, который растрачивается со скоростью света. Нельзя сказать, что местное население всегда получало эту помощь, как показали события апреля 1994 года. Тогда миротворческие силы ООН толком и себя защитить не смогли. Были случаи, когда это приводило к маленьким, тактическим победам, как это было в Сомали. Наконец-то все объединились: Африканский союз и ООН решили, что нужно вводить не два батальона миротворцев, а целый полк.

Александр Зданевич
– Как военные конфликты отражается на образовании? Можно ли сказать, что выделенное на учебу время уходит на участие в военных действиях?
– Естественно, радикалы пытаются забрать детей из общин, чтобы восстанавливать численность своих же вооружённых формирований. Именно поэтому проблема детей-солдат в Африке очень острая. Их сложно адаптировать к мирной жизни, потому что психика ребёнка навсегда ломается. К примеру, в 1960-х годах Эрнесто Че Гевара посетил конголезский бассейн (кубинский революционер с отрядом в сто человек поехал в Конго, чтобы предложить свою помощь конголезским марксистам). Позже он писал в дневниках, что не мог там находиться, ведь это была не революция, а настоящий ужас – одних детей распределяли на пулемёты, других ставили к автоматам. К великому сожалению, так это в Африке и происходит.
Школьники могли и оружие на уроке достать, и пригрозить, и взять в заложники учителей. Сейчас мы можем заметить высокий процент школьного насилия – чуть ли не 70% учеников не чувствуют себя защищёнными в школе.
– В конце февраля СМИ сообщили, что в Нигерии террористы похитили более 300 учениц из школы-интерната. Это приводит нас к мысли о том, что школьники и студенты в учебных заведениях не в безопасности. Почему государства не всегда могут обеспечить сохранность жизни и здоровья?

Валентина Грибанова
– Там, где есть непосредственная угроза для жизни, власти не могут обеспечить безопасность никому. Это относится не только к школам, нападают и на полицейские участки, взрывают мечети и христианские церкви. Например, основная цель террористической деятельности «Боко Харам» (террористическая нигерийская исламистская организация, цель которой – введение шариата на всей территории Нигерии и искоренение западного образа жизни. Запрещена в РФ – прим. ред.) – это нападение на военных и полицию. Что уж говорить про школы? «Боко Харам» не даёт нормально учиться – её сторонники убивают учителей, берут в заложники девочек, поскольку считают, что они не имеют права на получение европейского образования.

Что касается другого фактора, для ЮАР тяжёлыми были конец 80-х – начало 90-х: переход от апартеида. Постоянные столкновения происходили, в частности, в школах. Пусть не повсеместно, но элементы уличной борьбы переносились и в учебные заведения. Школьники могли и оружие на уроке достать, и пригрозить, и взять в заложники учителей. Сейчас мы можем заметить высокий процент школьного насилия – чуть ли не 70% учеников не чувствуют себя защищёнными в школе. И чем примитивнее школа, тем риски возрастают. Обстановка не здоровая.
– Как с этим можно бороться?
– Интенсивно развивая гуманитарную сферу. Для этого требуется осознание на уровне элит, а оно не всегда есть. Необходимо отделять реальность от того, что эти элиты транслируют в эфир. Там вы услышите про молочные реки с кисельными берегами: «У нас всё отлично, тратится достаточно средств, все учатся». Дополнят описание красивой картинкой – учитель, дети в форме, оснащённый компьютерный класс. Но не всегда и не везде это так. В лучшем случае, школьники останутся живыми и не будут интегрированы в вооружённые формирования.

Однако радикальных изменений добиться тяжело. У государственного деятеля, который строит политическое будущее на архаической структуре общества, больше перспектив, чем у того, кто кричит о переменах. Им привычнее жить по принципу «с сохой и подойником», как бабушки учили. Это как-то ближе к телу, а не вот эти все ваши «першпективы». В этом и заключается особенность африканской политики.

Александр Зданевич
«Бутылочное горлышко»: декоративный характер международных программ
– Скажите, есть ли какие-то международные программы, которые помогают развивать образовательную систему в странах Африки?

Валентина Грибанова
– С 2000 по 2015 год действовала программа ООН «Цели развития тысячелетия». Там было восемь целей. Одна из них – достижение к 2010 году всеобщего начального образования. Что касается Африки, ситуация внешне неплохая. Многие регионы добились почти 100% охвата начального обучения – научились читать и писать. А среднее и высшее образование даже в богатых африканских странах – роскошь, которую далеко не каждый может позволить.

Есть такая теория «бутылочного горлышка»: мы всех собрали, всех обучили базовым вещам, а дальнейшее образование – бутылочное горлышко, куда попасть уже тяжело. И какой смысл во всеобщем начальном обучении? Для современного общества с технологическими запросами оно уже большой роли не играет. Поэтому все ООНовские программы для начального образования – это некий милый подарок для развития населения в целом, но для реальных нужд образования этого мало. Чтобы люди могли чем-то заниматься сейчас, нужен высокий уровень подготовки, а на эти цели мировое сообщество денег уже не даёт.
– По идее программа «Цели развития тысячелетия» уже закончилась. Есть ли сейчас подобные программы? Как они вообще функционируют?
– Да, вы правы. Сейчас есть международные программы, но с коронавирусом о финансировании образования в Африке все забыли. Программа ЦРТ работала до 2015 года, «Десятилетие грамотности» ЮНЕСКО – с 2003 по 2012 год. Но там фактически всё решил кризис 2008 года. В 2015 году начала действовать новая программа ООН, которая рассчитана ещё на 15 лет – до 2030. Она называется ЦУР – «Цели устойчивого развития». Но если ЦРТ была более конкретной, то ЦУР, на мой взгляд, приобретает декоративный характер. Тут уже 17 целей, каждая из которых расплывчата и обтекаема в формулировках как «мир во всем мире».
– Как считаете, кто должен быть заинтересован в том, чтобы давать образование африканцам? Мирная Европа или воюющая Африка?
– Конечно, они должны сами о себе заботиться. Где-то разворовываются средства, где-то их просто нет. Мировое сообщество в лице ООН выделяло большие средства на развитие. Это заглохло во время кризиса, и сейчас непонятно, как к этому будут возвращаться.

Но, знаете, у нас большинство сотрудников – «афрооптимисты». Они считают, что у Африки не так всё плохо, и ее ждет большое будущее. Лично я не пессимист, но и поводов для оптимизма не вижу. Нет предпосылок, чтобы в Африке сейчас всё наладилось. Хотя в 2019 году прошёл саммит «Россия-Африка», в 2022 году планируется следующий. Африку все хотят: и Европа, и Америка, и Россия повернулась. Несмотря на то, что у нас в 90-е годы вообще про Африку забыли. Наш институт еле сохранился, а сейчас опять говорят, что этим континентом надо заниматься. Значит, видят какие-то перспективы. При СССР мы много им помогали, в ответ обеспечивали себе только голосование в ООН. Мировая политика очень прагматична, просто так ничего не делается, но потенциал для развития есть.

Над материалом работали:

Алина Бородкина
Ксюша Богомолова
Рина Виноградова
Лиза Богомолова
Михаил Тюркин
Редактор
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website